Владимир Потанин: «Только нестандартный ход поможет решить наши проблемы»

#НОРИЛЬСК. «Северный город» – «Норникель» после обострения геополитической ситуации весной 2022 года столкнулся со сложностями в реализации своей «Серной программы», потеряв доступ к западному оборудованию и технологиям. Одновременно резко усложнилась реализация товара: часть традиционных клиентов из Европы и США отказывается от российского металла или требует скидки. Из-за «самосанкций» и проблем с платежами «Норникель» в какие-то моменты может рассчитывать только на 80 процентов от своих доходов на начало 2022 года. Оказавшись в положении «идеального шторма», компания решила воспользоваться плодами международного разделения труда: перенести часть устаревших производственных цепочек на крупнейший рынок потребления в Китай и получить доступ к аккумуляторным технологиям для будущего масштабирования процесса их выпуска внутри страны.

О том, как этот маневр позволяет урегулировать экологическую ситуацию и перебои с продажами металлов, а также послужит будущему росту производства и развитию Норильска, в интервью «Интерфаксу» рассказал президент компании Владимир Потанин.

– Как развивается ситуация с «Серной программой», после того как премьер-министр Михаил Мишустин поручил компании ускорить модернизацию Медного завода?

– В октябре 2023 года мы запустили «Серную программу» на Надеждинском заводе, ее первую линию, которая сейчас постепенно выходит на полную мощность. Процесс запуска оказался более болезненным, чем это можно было ожидать – из-за отказа многих западных партнеров от выполнения своих обязательств. Но проект успешно осуществляется, мы достигли технических характеристик, которые закладывали, а это более 99 процентов улавливания серы. То есть технология физически работает в огромном промышленном масштабе. А работоспособность технологии была главным риском, поскольку этот проект новаторский.

Таким образом, экологические обязательства «Норникеля» перед государством мы выполним в соответствии с подписанным нами планом. После выхода на проектные показатели выбросы в Норильске сократятся на 45 процентов, а это означает улавливание почти одного миллиона тонн диоксида серы. Для этого мы в конце третьего квартала будем запускать вторую и третью линии на Надеждинском заводе.

При этом надо понимать, что экологические проблемы мы решили через создание довольно большого производства, которое абсолютно не окупаемо. В результате улавливания серы, производства серной кислоты и последующей ее нейтрализации мы производим много миллионов тонн гипса, которые храним в гипсохранилище. Это экологически безопасный вид отходов, но мы фактически тратим большие средства на то, чтобы закопать в землю огромные объемы гипса. Мне, как бизнесмену, несколько обидно бывает, когда нужно предпринимать не совсем рациональные действия, которые несут убытки. Это наводит нас на мысль, что дальнейшая реализация наших экологических обязательств нуждается в совершенствовании. Тем более что в связи с поручением Михаила Владимировича Мишустина мы максимально задействовали весь интеллектуальный потенциал для переосмысления программы на Медном заводе.

Дело в том, что Медный завод с точки зрения выбросов даже более важен для жителей Норильска, чем Надеждинский, потому что он находится ближе к городу, и мы уже давно вынуждены время от времени останавливать производство для сокращения выбросов. Но в решении этой задачи мы столкнулись с очень сильным встречным ветром. У нас уже нет доступа к западным технологиям, оборудованию, программному обеспечению. Мы очень многое перепрограммировали, задействовав отечественных поставщиков, тем не менее полностью избежать зависимости от импорта по этому проекту невозможно. Помимо этого, при реализации проекта на Медном заводе гипса стало бы в два раза больше.

Как всегда бывает в таких случаях, только нестандартный ход поможет решить проблему. Способствовал этому решению негатив в виде санкций против российской цветной металлургии. Сейчас эти санкции формализованы, но и до этого мы, как и другие производители российских сырьевых и прочих товаров, столкнулись с отказами клиентов, необходимостью предоставлять скидки. Это давление заставило задуматься над тем, как правильнее доставлять наш товар до рынков сбыта. И одним из таких нестандартных решений является перенесение части производства на рынки непосредственного потребления.

Так родилась идея создания плавильных мощностей по медному концентрату в Китае. Это позволит нам приблизить товар к месту потребления, и тогда финальный продукт будет продаваться как китайский. А китайский товар гораздо сложнее санкционировать в Китае, чем российский, поступающий в Китай.

Это в значительной степени решает вопросы взаиморасчетов. Даже в дружественных юрисдикциях сейчас расчеты являются одним из наиболее узких мест, не позволяя экспортерам и импортерам нормальным образом осуществлять свою деятельность. Финансовые рестрикции сейчас приводят к удорожанию доступа к кредитным ресурсам и обслуживанию долга: «Норникель» на обслуживание будет в ближайшее время тратить в три-четыре раза больше, чем это было три-четыре года назад. Стоимость транзакций, различные комиссионные вознаграждения, стоимость услуг посредников достигают уже единиц процентов, бывает до 5–7 процентов. Несколько лет назад трудно было представить, что такое вообще возможно. Но в области расчетов риски особенно острые, потому что отсутствие расчетов может заблокировать работу предприятий. Конечно, мы от этих рисков должны максимально уходить. И наличие определенных производственных цепочек, которые ведут наш товар непосредственно на рынок потребителя, в том числе лечит и эту проблему.

– Получается, что проблема с реализацией «Серной программы» на Медном заводе натолкнула «Норникель» на переосмысление стратегии?

– Я бы сказал, что переосмысление приходит к нам последние четыре года, на него повлияли и опыт пандемии, и санкции, и многое другое.

Это новое понимание того, как должно работать международное разделение труда. Мы договариваемся с дружественными юрисдикциями о фокусе на тех направлениях, где каждый эффективен, при этом сохраняя всю цепочку компетенций. Возникает win-win ситуация. «Норильский никель» сосредоточится на тех компетенциях, которые для нас наиболее выгодны и где мы наиболее успешны: добыче и обогащении – и получит цепочку производства батарей. Наши экологические проблемы, проблемы расчетов, проблемы доступа на рынок, проблемы кастомизации нашего товара под рынок потребления мы переносим туда, где они решаются наиболее эффективно, в данном случае – в Китай. А на Китай приходится 50 процентов потребления никеля и меди, и сейчас с учетом отказа Европы и Америки от нашего товара на Китай будет приходится более половины нашей реализации.

Перенося плавильное производство ближе к рынкам сбыта, у нас появляется возможность освоить технологии по производству батарейных материалов. Располагая этими технологиями, мы совместно с «Росатомом» будем производить и катодные материалы, и сами батареи, используя для этого продукцию Колмозерского месторождения лития. Производство батарей – это ключевая история и для транспорта, и для различных промышленных объектов. То есть мы экономически неэффективное и экологически болезненное производство серы переносим в Китай, а взамен получаем возможность продлить нашу цепочку создания стоимости и получить продвинутые компетенции, которые необходимы и компании, и стране.

Кроме того, мы переносим в Китай центр решения экологической проблемы, где для этого есть более технологичные сценарии. Побочным продуктом при производстве может быть серная кислота, этот продукт востребован на китайском рынке, мы сможем его там продавать. Кроме экономических соображений, такая схема целесообразна и с точки зрения экологии: мы ничего не будем закапывать в нашу тундру, нашим потомкам лет через сто это не придется откапывать.

И еще одним интересным фактором является то, что мы приспосабливаем наш товар к требованиям потребителя. Долгие годы мы исходили из того, что «Норильский никель» – это компания, которая занимается добычей полезных ископаемых. Финальным этапом является поставка сырьевой продукции. Хотя металлургический передел – это довольно сложное технологичное производство, тем не менее все равно до hi tech там далеко. От нас никто не ждал, что мы будем уходить в другие, более продвинутые стадии создания цепочек стоимости, в частности, в батарейные материалы, в сплавы, в производство самих батарей как таковых. И вот сейчас пришло время осознать, что мы должны по этим цепочкам обязательно продвигаться.

Для этого есть несколько причин. Во-первых, санкции нас к этому подтолкнули. Требования технологического и финансового суверенитета диктуют, что у нас должна быть компетенция в производстве чувствительных элементов в цепочке создания стоимости. Конечно, международное разделение труда никто не отменял. Но в рамках этого разделения труда нужно преуспеть в том, что ты лучше умеешь делать, и привлечь сильного партнера там, где ты неконкурентен, сохранив ключевые компетенции.

– Будет ли строительство мощностей в Китае синхронизировано с закрытием плавильных мощностей Медного завода, не выпадут ли объемы выпуска меди? Как будет доставляться в Китай медный концентрат?

– Безусловно, строительство мощностей в Китае синхронизировано с выбытием мощностей на Медном заводе. Это произойдет за горизонтом 2027 года, до этого мы уже реализуем наш китайский проект. Поэтому с точки зрения производственных планов и объемов процесс будет нейтральным. В дальнейшем за счет эффекта увеличения добычи и обогащения мы ожидаем общий рост производства.

Поставлять медный концентрат – порядка двух миллионов тонн в год – мы планируем через Северный морской путь. Мы создаем дополнительные логистические мощности, готовимся расширять терминалы в Дудинке и Мурманске, чтобы они способны были переваливать большие объемы. До 2030 года наши основные потоки ориентируются на западный коридор – из Мурманска мы через перевалочные пункты везем продукцию в Танжер, откуда она поступает в Китай. Восточный коридор мы сейчас задействуем в летнее время, когда он свободен ото льдов. Но ближе к 2030 году, как ожидается, Восточный коридор будет расширен, и тогда мы обеспечим дополнительное его наполнение, что для нас отразится дополнительной экономией. Для этого мы готовим соглашение по ледокольной проводке с «Росатомом», собираемся пополнять и свой собственный флот.

– Как будет выглядеть схема производства в Норильском промышленном районе после переноса плавильных мощностей Медного завода в Китай?

– Оттолкнувшись от экологических проблем и одновременно решая проблемы сбыта и расчетов, мы сможем улучшить огромное количество показателей. Мы ликвидируем препятствие для дальнейшего развития всего Талнаха и Норильского промышленного района, что позволит к 2030 году энергично расти и по «горе», и по обогащению. Поэтому мы сейчас форсируем строительство третьей очереди Талнахской обогатительной фабрики, которая понадобится в цепочке увеличения производства. В идеале после реализации проекта создания плавильных мощностей в Китае у нас получается самое современное плавильное производство на Надеждинском металлургическом комбинате. Его можно будет расширить: у нас остается площадка для третьей очереди, которая понадобится к 2030 году, когда встанет вопрос об увеличении производства. Увеличение объемов производства – это увеличение налоговой базы как для Красноярского края, так и для страны в целом.

Мы рассчитываем, что до середины 2027 года нам удастся построить завод в Китае, подготовив нашу логистику и все необходимое для поставок концентрата. И к этому же сроку мы должны решить наши экологические проблемы.

– Как решится вопрос занятости с закрытием плавильных мощностей Медного завода и может ли на его площадке появиться новое производство?

– На Медном заводе задействовано около двух тысяч человек. Все, кто захочет продолжить работу в компании, будут трудоустроены. Рассчитываем, что они впишутся в общую потребность Норильского промышленного района, где безработица практически отсутствует – 0,2 процента. В Норильске мы нанимаем около четырех тысяч человек в год. Планомерно заменяя устаревшие переделы и подходы на новые, более экономически целесообразные, создаем рабочие места: в логистике, в программировании, в 3D-принтинге.

На площадке Медного завода мы развернем современное производство: от современных перевалочных пунктов, пунктов сушки концентрата, его подготовки и складирования, до высокотехнологичного 3D-принтинга различных деталей для оборудования, необходимого для Норильского промышленного района. Мы уже начали это делать на базе Норильского дивизиона, будем тиражировать на территории площадки Медного завода. Это будет иметь важное эстетическое значение: на месте старых цехов Медного завода появятся современные здания, где люди в белых халатах будут задействованы на высокотехнологичном производстве.

То есть речь идет не о закрытии одного конкретного предприятия, а об изменении в подходах к хозяйствованию, к партнерству, к международному разделению труда, к созданию цепочек стоимости абсолютно на другой основе. И, как следствие, для этого будут нужны абсолютно другие кадры. Возникнет дополнительный спрос на айтишников и инженеров. Мы будем их как сами готовить в Заполярном государственном университете, так и пользоваться возможностями Сибирского федерального университета в Красноярске. Это будет иметь определенную синергию с нашим намерением быть якорным резидентом в технопарке в Красноярске.

Современное производство обеспечит различного рода деталями и агрегатами не только Норильск, но и другие компании, которые действуют на Таймыре. Сейчас этот регион активно осваивают нефтяники и газовики. Как вы знаете, мы с «ЛУКОЙЛом» создали небольшое совместное предприятие. СП будет развиваться. Возможно, для такого рода предприятий 3D-принтинг будет полезен. Думаю, что этот процесс внесет важный вклад в импортозамещение и позволит развить в нашей стране важные функции и компетенции.

– Расскажите о контурах китайского СП. Какой экономический эффект вы ожидаете?

– Мы создаем СП с международными партнерами. Это означает, что мы будем получать долю в доходах международных проектов и значительную часть из них возвращать в виде дивидендов в Россию для инвестиций внутри страны.

Проект позволит нам уйти от больших потерь, которые вызваны имеющимися сейчас трудностями с расчетами, отказами от поставок, скидками на наш металл, созданием товарных запасов. По нашим расчетам, за счет этого под постоянным риском находятся от 15 процентов до 20 процентов доходов, и часть таких рисков уже реализовалась. Если брать наши доходы до 2022 года за 100 процентов, с поправкой на цены, то сейчас мы может уверенно рассчитывать только на 80 процентов от них. И даже 80 процентов нельзя гарантированно назвать нижней границей.

Как только мы осуществляем наши международные проекты, у нас фактически вся эта скидка уходит. Образуется даже плюс. Этому есть три объяснения: ликвидация дисконтов и прочих потерь, доходы от доли в СП, увеличение объемов производства за счет расшивания «узкого горла». По нашим расчетам, которые мы предоставили в правительство, в Минфин и Минпром, после реализации этого проекта «Норникель» сможет увеличить выручку на 20 процентов в сравнении с ситуацией до начала 2022 года. Для целей бюджета мы фактически в течение четырех лет выйдем на показатели, которые почти в 1,5 раза лучше, чем то, что мы сейчас имеем, и на 20 процентов лучше, чем два-четыре года назад.

– Получил ли проект согласование на политическом уровне?

– Мы доложили об этом проекте на всех уровнях, включая президента и председателя правительства, взаимодействуем с профильными министерствами. Учитывая все его преимущества, мы полагаем, что проект имеет все шансы быть поддержанным в документальном плане. Насколько мне известно, он уже включен в повестку российско-китайских встреч на высшем уровне, то есть получил политическую поддержку. Специфика китайского рынка такова, что там лучше работать с политической поддержкой на самом высоком уровне. Получив эту поддержку, мы довольно быстро конкретизируем наши планы. Параллельно мы уже проектируем те мощности, которые должны будем построить. Это позволит синхронизировать ввод проекта со сроками, в которые нам надо будет закрывать мощности на Медном заводе, чтобы выполнить обязательства перед государством по снижению выбросов.

– Выбран ли китайский партнер?

– Я позволю себе ограничиться только общими рассказами о том, что представляет из себя этот проект. Во-первых, он недостаточно еще доработан. Во-вторых, сообщать детали в нынешней ситуации небезопасно. По крайней мере, до тех пор, пока процесс не станет необратимым и мы не получим конкретные результаты.

Ярким примером того, как наши планы подрываются в момент их возникновения, являются санкции в отношении платформы токенизации «Атомайз», в которую мы инвестировали. Как только стало известно на рынке, что цифровые финансовые активы рассматриваются как один из альтернативных способов организации расчетов, в том числе трансграничных, то по ним тут же был нанесен превентивный санкционный удар.

– Сотрудничество с Китаем ограничится медной цепочкой или возможна кооперация по никелю, одному из основных компонентов для создания аккумуляторов?

– Мы совершенствуем и никелевую цепочку, будем продвигаться и по кобальту, и по литию. Собираемся заходить в СП с китайскими производителями батарейных материалов как на литиевой основе, так и на натрий-ионной, чтобы быть максимально представленными во всех основных технологиях. Параллельно исследованием наших собственных возможностей по производству батарейных материалов занимается наш институт «Гипроникель».

По медным проектам у нас будет один партнер, по никелевым и литиевым материалам – другие. То есть у нас будет диверсификация, и со всеми партнерами будут разные условия, но мы исходим из того, что мы заходим на международные рынки всерьез и надолго. Стратегически мы считаем, что такие партнерства имеют важный синергетический эффект: мы получаем доступ к продвинутым технологиям в важных для РФ отраслях, а наши партнеры – возможность обеспечить свои производства сырьем на долгосрочную перспективу.

Это, по нашему замыслу, должно помочь и в реализации нашего товара. Сейчас есть проблема добровольных отказов от российского товара. Все это выглядит очень странно, но это работает против нас, осложняет нам процесс реализации, получение платежей. Мы научились с этим справляться, но это продолжается и будет в дальнейшем сказываться болезненно.

Бороться с этим мы можем, поставляя наши металлы – никель, кобальт и другие – в виде готовой продукции, в виде аккумуляторов или хотя бы в виде материалов для их производства. Так мы сможем разгрузить нашу сбытовую систему и облегчить доступ на рынки, которые временно, надеюсь, для нас закрылись. Мы будем проникать на привычные для нас рынки, но в непривычной для нас форме. Вместо того чтобы обходить санкции, использовать не совсем прозрачные схемы, мы упакуем наш товар в более продвинутую оболочку. И от нее уже никуда не денешься. Я надеюсь, что мы за ближайшие три-четыре года натренируемся, и тех проблем, которые были в 2023 году и есть сейчас, у нас не будет.

– Ранее партнером компании в аккумуляторной цепочке был BASF, планировалось строительство завода в Финляндии. Что с этим проектом? Отразится ли закрытие МЗ и перенос мощностей в Китай на перспективах и задачах NN Harjavalta?

– Основная роль Harjavalta – это поставки в Европу и частично в Америку продукции, которая там востребована. Это для нас окно в Европу, в западный мир. Хотя я не очень понимаю, как сейчас в связи с последними санкциями в отношении российских металлов это будет работать. Судьба этого предприятия в значительной степени зависит от развития геополитической ситуации.

С BASF у нас была договоренность о строительстве door-to-door завода, рядом c Harjavalta. Стороны достигали бы там огромной экономии, потому что миновали благодаря этому два технологических передела. Трудно себе представить более перспективную систему поставки сырья для батарейных материалов. Ожидался очень неплохой экономический эффект, но дальше последовательно случились два неприятных события, которые я не берусь оценить. Сначала финские власти не дали BASF разрешения на работу уже построенного завода, хотя финский регион был крайне заинтересован в этом, и все требования были, как нам казалось, соблюдены. А потом начался санкционный этап, и этот проект, который выглядел очень перспективным, поставлен на hold. Но у меня все-таки есть надежда, что его экономический потенциал настолько высокий, что рано или поздно он может быть реализован. Возможно, это время и не наступит или для этого нужны другие акционеры.

– Возможна ли отгрузка сырья на новое предприятие в Китае с Быстринского ГОКа?

– В Норильске медный концентрат достаточно специфический по содержанию серы и других элементов. Любое производство, которое мы будем строить в Китае, должно быть технологически адаптивно к тому качеству руды, которую мы производим в Норильске. Кроме того, территориально и логистическая такая схема неудобна. Концентраты Быстринского поставляются в приграничные северные районы Китая, а логистика по медному концентрату из Норильска, скорее всего, будет увязана с юго-восточными и восточными портами Китая, поэтому синергия неочевидна.

Скорее синергия возможна с другими российскими медными проектами, которые больше тяготеют к китайскому рынку и Дальнему Востоку. У нас есть и другие медные предприятия в стране, которые поставляют или собираются поставлять медный концентрат в Китай. Возможно, мы тут достигнем каких-то соглашений и с нашими партнерами по отрасли. На каком-то следующем этапе мы, наверное, с ними это обсудим.

У нас в стране мощности по меди избыточны, поэтому встает вопрос: что выгоднее – строить дополнительные плавильные мощности, плавить у себя и потом поставлять медь на экспорт или вывозить концентрат и плавить медь за рубежом. Мое предварительное мнение, что лучше второй вариант. Потому что плавка – наиболее капиталоемкое и уязвимое, наименее рентабельное производство, и если нет у него продолжения, то, может быть, есть смысл его выносить. Тем более компетенции плавильные у нас в стране есть, и нам при любом раскладе хватит меди для внутреннего потребления, так же как и никеля.

– Китай, опираясь на индонезийское сырье и построенные в этой стране заводы, играет все более важную роль на рынке никеля, что плохо сказывается на цене. Не опасается ли «Норникель» похожей ситуации и с медью, не станет ли компания заложником ценообразования Китая или здесь ничего особо не поменяется из-за большей диверсификации производства?

– В любом случае зависимость российских производителей меди, никеля и ряда других металлов от Китая очень велика. Китай занимает огромную долю и в мировом потреблении этих металлов – больше 50 процентов, и в поставках наших компаний, в частности «Норильского никеля». Эта зависимость увеличивается по мере нарастания санкционного давления. От этого мы так и так не уйдем, но, будучи интегрированы в большей степени в китайскую экономику, мы более защищены, чем если у нас этого нет. Мы, безусловно, зависим от китайской системы, но лучше быть внутри этой системы, а не снаружи наблюдать за тем, как тебя, так сказать, отжимают. Если все равно этого нельзя избежать, если мы не можем так диверсифицировать наши поставки, чтобы не зависеть от китайского рынка, значит, лучше в него глубже входить и интегрироваться.

Мне кажется, что вовлеченность в китайский рынок – наличие там инвестиций, предприятий, взаимосвязей, партнеров, с учетом политического согласия на проекты – дает нам определенные рычаги управления ситуацией. Это не дает нам стопроцентных гарантий, что мы не столкнемся там никогда с проблемами. Но лучше в этом участвовать активно и иметь хоть какие-то инструменты в этом диалоге, чем быть просто рыночным торговцем, у которого могут отказаться покупать товар или назначить на его какую угодно скидку.

При этом, справедливости ради, надо сказать, что Китай – доминирующий, но не единственный игрок на этом рынке. Конечно же, и поставки меди более диверсифицированы, поэтому там однозначного доминирующего влияния нет. Оно ограничено и спросом, и предложением. Волюнтаризмом, грубо говоря, китайцы тоже не могут заниматься.

Это, кстати, показывает пример никеля. Как бы они ни отстраивали отношения с Индонезией и с Филиппинами, все равно цена на никель следует в целом за глобальным спросом и предложением. Соотношение спроса и предложения все равно будет задавать положительную динамику в ценах, и наоборот, отсутствие спроса будет создавать отрицательную динамику. Китай не может эту тенденцию развернуть вспять, он просто находится в положении, когда он может лучше этим воспользоваться. Естественно, за счет тех, кто поставляет сырье, то есть за наш счет. И поэтому лучше с ними быть в этот момент вместе, лучше понимать, что они делают, и влиять на это, чем со стороны наблюдать за этим процессом.